Он родился в 1644
году, в призамковом городе Уэна, столице провинции Ига,
в семье самурая низкого ранга. Его настоящее имя -
Дзинситиро Гиндзаэмон. После нескольких лет службы у
молодого князя Ёситада, чей отец управлял замком Уэно,
он отправился в императорскую столицу Киото, где попал
под влияние выдающегося поэта хайкай Китамура Кигина.
Дзинситиро и его сюзерен Ёситада, который принял
псевдоним Сэнгин, стали близкими друзьями и обычно
демонстрировали свои поэтические наклонности,
сочиняя модные "стихотворные цепочки" - рэнга. Уже
в юности молодой самурай проявил такое мастерство, что,
когда ему было 22 года, некоторые его стихотворения, как
и стихотворения Сэнгина, были включены в антологию,
изданную поэтом Огино Ансэй. Тогда же Дзинситиро
принял литературное имя Мунэфуса. На следующий год, в
апреле 1666 года, его хозяин и друг Ёситада, внезапно
умирает.
Скорбящий 23-х летний Мунэфуса,
взяв прядь волос своего господина, отправился на гору
Коя, чтобы поместить её там в знаменитом будийском
монастыре. Дзэн очаровал молодого поэта. Он готов был
уйти от мира. Тем не менее, он вскоре снова оказался в
Киото и поступил в услужение к Кигину, литературному
наставнику Сэнгина, с которым он продолжал изучения
японских классических книг, рэнга и хайкай школы
Тэйтоку. Одновременно под руководством крупного
специалиста Ито Танъана он изучал китайских классиков.
В это время молодой поэт-самурай ещё раз изменил своё
имя и стал называться Тосэй - "Зелёный персик", в
честь китайского поэта, которым он восхищался (Ли Бо -
"Белая Слива").
Последующие пять лет Тосэй
провёл в Киото, усиленно учась и сочиняя стихи. Он
подружился с литературным братством, проживающим в
столице. В сборнике "Кайой" ("Игра в ракушки")
было опубликовано 2 его хайкай и 58 стихов других поэтов,
прокомментированных им. В 1672 году сёгун вызвал Кигина
в Эдо, сопровождал его молодой ученик Тосэй. Чтобы как-то
помочь ему свести концы с концами, его назначили
ответственным за строительство сооружений по
водоснабжению в Сэкигути, находящемся в округа
Коисикава в Эдо. Но даже занимаясь этой официальной
деятельностью, Тосэй продолжал изучать классиков и
слагать стихи. Вскоре он отказался от должности и взял
на себя невыгодную и не приносящую доходов роль
учителя хайкай. Число его учеников, многие из которых
потом прославились, постоянно росло. С каждой
публикацией год от года росла и его слава. Один из его
друзей и учеников, Сугияма Сампу, богатый поставщик
рыбы для ставки сёгуна, представил в распоряжение
Тосэя свою хижину, расположенную на левом берегу реки
Сумида в округе Фукагава. Здесь в саду Тосэй посадил
банановое дерево (басё) и ученики стали называть его
жилище "Басё-ан" ("Обитель банановых листьев").
После этого поэт принял имя Басё,
под которым он более всего и известен. Он наслаждался
покоем, тишиной и красотой окружающего мира, он слагал
стихи и изучал основы дзэн - буддизма. Нельзя осознать
место Басё в мировой литературе и вполне оценить его
гений, не понимая, что он был истинным буддистом, что
именно дзэн был источником его гениальности. Дзэн это
больше, чем религия, и больше, чем образ жизни, это
больше, чем философия...
Считается, что Басё был стройным
человеком небольшого роста, с тонкими изящными
чертами лица, густыми бровями и выступающим носом. Как
это принято у буддистов, он брил голову. Здоровье у
него было слабое и он всю жизнь страдал расстройством
желудка. По его письмам можно предположить, что он был
человеком спокойным, умеренным, необычайно заботливым,
щедрым и верным по отношению к родным и друзьям. Хотя
всю жизнь он страдал от нищеты, он почти не уделял
внимания этому, будучи истинным философом и буддистом.
Зимой 1682 года сёгунская столица Эдо в очередной раз
стала жертвой крупного пожара. К несчастью, этот пожар
погубил "Обитель бананового листа" и сам Басё
чуть не погиб. После короткого пребывания в провинции
Каи, он возвращается в Эдо, где с помощью учеников,
строит в сентябре 1683 года новую хижину и сажает
банановое дерево. Но это лишь символ. Отныне и до конца
своей жизни Басё - странствующий поэт. В августе 1684
года, в сопровождении своего ученика Тири, в
сорокалетнем возрасте Басё отправляется в своё первое
путешествие. В те времена путешествовать по Японии
было очень трудно. Многочисленные заставы и
бесконечные проверки паспортов, причиняли путникам
немало хлопот. Однако, надо думать, Басё был достаточно
умён и точно уж достаточно известен, чтобы пройти это
преграды. Интересно посмотреть, что представляло
собой его дорожное одеяние: большая плетёная шляпа (которые
обычно носили священники) и светло-коричневый
хлопчатобумажный плащ, на шее висела сума, а в руке
посох и четки со ста восемью бусинами. В сумке лежали
две-три китайские и японские антологии, флейта и
крохотный деревянный гонг. Одним словом, он был похож
на буддийского паломника. После многодневного
путешествия по главному тракту Токайдо, Басё и его
спутник прибыли в провинцию Исэ, где поклонились
легендарному храмовому комплексу Исэ дайдзингу,
посвященному синтоиской богине Солнца Аматэрасу
Омиками. В сентябре они оказались на родине Басё, в
Уэдо, где поэт повидал брата и узнал о смерти родителей.
Затем Тири вернулся домой, а Басё после странствий по
провинциям Ямато, Мини и Овари, опять прибывает в Уэдо,
где встречает новый год, и снова путешествует по
провинциям Ямато, Ямасиро, Оми, Овари и Каи и в апреле
возвращается в свою обитель. Путешествие Басё служило
и распространению его стиля, ибо везде поэты и
аристократы приглашали его к себе в гости. Хрупкое
здоровье Басё заставило поволноваться его
поклонников и учеников, и они облегчённо вздохнули,
когда он вернулся домой.
Рассказ о своём путешествии
Басё озаглавил "Нодзасари кико" ("Смерть в пути").
После года спокойного размышления в своей хижине, в 1687
году, Басё издаёт сборник стихов "Хару-но хи" ("Весенние
дни") - своих и своих учеников, где мир увидел самое
великое стихотворение поэта - "Старый пруд". Это
веха в истории японской поэзии.
Фуру икэя
Кавадзу тобикому
Мидзу-но ото
Старый пруд
Прыгнула лягушка
Всплеск воды
Не только полная безупречность
этого стихотворения с точки зрения многочисленных
предписаний этой кратчайшей и сверхлаконичной формы
поэзии, хотя уж кто-кто, а Басё никогда не боялся
нарушать их, но и глубокий смысл, квинтэссенция
красоты Природы, спокойствия и гармонии души поэта и
окружающего мира, заставляют считать эту хайку
великим произведением искусства. Здесь не место
говорить о традиционной для японской поэзии игре слов,
позволяющей создавать в 17 или 31 слоге два, три, а то и
четыре смысловых слоя, поддающихся расшифровке лишь
знатоками, а то и лишь самим автором. Тем более, что
Басё не очень любил этот традиционный приём - марукэкатомбо.
Стихотворение прекрасно и без этого. Многочисленные
комментарии к "Старому пруду" занимают не один
том. Но сущность аварэ - "грустного очарования и
единения с Природой" великий поэт выразил именно
так.
До конца своей жизни Басё
путешествовал, черпая силы в красотах природы. Его
поклонники ходили за ним толпами, повсюду его
встречали ряды почитателей - крестьян и самураев. Его
путешествия и его гений дали новый расцвет ещё одному
прозаическому жанру, столь популярному в Японии -
жанру путевых дневников, зародившемуся ещё в X веке.
Лучшим дневником Басё считается "Окуно хосомити"
("По тропинкам севера"). В нём описывается самое
продолжительное путешествие Басё вместе с его
учеником Сора, начавшееся в марте 1689 г. и
продолжавшееся сто шестьдесят дней. В 1691 году он снова
отправился в Киото, тремя годами позже опять посетил
родной край, а затем пришел в Осаку. Это путешествие
оказалось для него последним. О последних днях жизни
подробно рассказывает один из его биографов (цитата по:
Miyamori. Haikai Ancient And Modern. Tokyo, 1932) "29-го числа сего месяца (сентябрь
1694) Басё участвовал в поэтической вечеринке в особняке
госпожи Соно, своей прилежной ученицы, которая
устроила в его честь роскошный приём. К несчастью, ужин
оказался роковым для поэта, уже несколько дней
страдавшего расстройством желудка.<...>Болезнь,
вероятно дизентерия, приняла серьёзный характер.
Прикованный к постели поэт сказал: "Мокусэцу из Оцу
хорошо разбирается в состоянии моего здоровья.
Пошлите за ним." Поэт-врач пришёл и осмотрел его.
Поэт сказал: "Мне нужно кое-что сказать Кёраю" и
послал за Кёраем в Киото. В доме его ученика Содо, где
он остановился по прибытии, не было необходимых
условий для ухода за ним и 3 октября Басё перенесли в
заднюю комнату владельца цветочной лавки по имени
Нидзаэмон, близ храма Мидо. Не говоря о Сико и Идзэне,
сопровождавших поэта в его последнем путешествии, за
ним день и ночь ухаживали Сидо, Кёрай, Мокусэцу, Сяра,
Донсю, Дзёсо, Отокуни и Сэйсю, которые прибыли из
разных мест, узнав о болезни Басё. Тревожная весть
распространилась по окрестным провинциям, и толпами
начали приходить его ученики и друзья, охваченные
тревогой и страхом. Вышеупомянутые десять учеников
принимали их и благодарили, но к больному в комнату
никого не пускали. Обнаружив, что состояние больного
критическое, Мокусэцу предложил Басё пригласить
какого-нибудь другого врача, но умирающий поэт не
желал об этом слышать, сказав: "Нет, твоё лечение
меня вполне устраивает. Никого другого мне не надо".
Когда его попросили написать последнее стихотворение,
он ответил: "Моё вчерашнее стихотворение - сегодня
будет моим последним стихотворением. Моё сегодняшнее
стихотворение завтра станет моим последним
стихотворением. Каждое стихотворение, которое я когда-либо
писал в своей жизни, - это последнее стихотворение".
Однако, 8-го числа он призвал к постели Дзёсо, Кёрая и
Донсю и продиктовал Донсю следующее стихотворение:
Таби-ни яндэ
Юмэ ва карэ-но но
Какэмэгуру
В пути я занемог
И всё бежит, кружит мой сон
По выжженным полям
"Это стихотворение не
последнее, - сказал поэт, - но возможно, что оно и
последнее. Во всяком случае, это стихотворение вызвано
моей болезнью. Но думать об этом сейчас, когда я стою
перед великой проблемой жизни и смерти, пусть даже я
всё жизнь посвятил этому искусству, было бы
заблуждением". 11-го числа прибыл Кикаку, один из
учеников Басё, который только узнал о болезни учителя.
На следующий день Басё попросил приготовить ему ванну
и призвав к своему ложу Кикаку, Кёрэя, Дзёсо, Отокуни и
Сэйсю, продиктовал Сико и Идзэну подробное завещание о
том, как распорядиться его имуществом, а также оставил
послания своим ученикам и слуге в Эдо, о том, как
распорядиться его рукописями и прочее. Записку своему
брату Хандзаэмону в Уэно он написал сам. Высказав всё,
что ему хотелось, он сложил руки и, шёпотом прочитав
что-то, напоминающее отрывок из сутры Каннон, вскоре
после четырёх часов дня, в возрасте пятидесяти одного
года, издал последний вздох".
Перепечатано
со Старого Пруда |