Творчество Сайге словно бы поддерживало хрупкое равновесие человека и мира, и с его кончиной равновесие снова нарушилось. Тэйка, понимавший это, как никто другой, заглянул в жизненные бездны, таившиеся за гармонической ясностью Сайге, и ринулся в них. Как часто стихи Тэйка, начинающиеся на светлой ноте, будто исчезают в излюбленном им сумраке:

Сумрак для Тэйка — образ непознаваемого мира. Тэйка пробивается к самим истокам слова, ибо не доверяет миру, его мощное воображение творит ярчайшую красоту, возникающую вспышками во мраке — буквально так:

Он работает на таких лексических переходах, которые, подчас, внятны только ему, великому филологу, а его переводчику только и остается в иных случаях, что прибегать к беспомощным многоточиям... Недаром ни одно из его стихотворений нс было включено в раздел буддийских песнопений Синкокиисю; и недаром изгнанник Готоба-ин несказанно удивился, узнав, что Тэйка в старости принял монашество.

Он пережил почти всех своих сверстников и даже иных учеников. Когда Уцуномия Ерицуна (в монашестве Рэнсе), тесть его сына Тамэиэ, попросил составить изборник стихотворений и выполнить его собственно- ручно на отдельных листах — с тем, чтобы художники украсили седзи (раздвижные перегородки) в его загородном доме живописью па темы этих стихотворений. Список должен был быть длинным, так как седзи пред- полагалось расставить много: дом Ерицуна, свойственника Ходзе Ясутоки, держателя власти в стране ("сиккэна"), был богат и просторен. Находился он недалеко от столицы, в местности Сага, близ горы Огура.

Тэйка в дневнике записал, что "выбрал по одному стихотворению из поэтов минувших времен от Тэндзи-тэнно до Иэтака и Масацунэ". Считается, что наиболее ранним списком заказанных Ерицуна стихов была антология Хякунин сюка, то есть Сто выдающихся стихотворений ста поэтов (правда, в самом начале она включала сто одно имя и, соответственно, сто одно стихотворение), и в ней отсутствовали стихи Готоба-ин, Дзюнтоку-ин и самого Тэйка. Отчего нс были представлены стихи составителя, мы не знаем. Что до государей, то они, как участники заговора 1221 года, нахо- дились в ссылке, и их имена были под запретом. Наиболее вероятно, что добавил их Тамэиэ, которому отец, конечно, передал тайну своего замысла.

Имя Уцуномия Ерицуна — не самое громкое в ту эпоху буйных феодальных сшибок, стремительных возвышений и столь же скорой гибели, когда выкорчевывались как деревья с будущих полей не только отдельные люди, но целые семьи и родовые кланы. Знатный самурай восточных краев, Ерицуна оказался в свойстве с самыми знаменитыми фамилиями того времени, с теми, кто стрелой и мечом писали его кровавую историю. Ему повезло, он уцелел, хотя не раз бывал на волосок от смерти. Однако сам он не считал себя счастливцем. Заподозренный в участии в одном из бесчисленных заговоров, Ерицуна — двадцати восьми лет от роду — был насильно пострижен в монахи. Надобно понять, что это значило для человека с харак- тером восточного воина с его жаждой подвига и успеха. В 1221 году он поселился близ Киото, вдали от Камакура, истинной столицы страны, которой правили сиккэны из семьи Ходзе. Родственные связи с последними давали ему независимое и богатое положение. С таким человеком и породнился однажды Фудзивара-но Тэйка.

В ходе своих размышлений Каго Такафуми вспоминает о главном герое книги Исэ моногатари (конец IX? X? в.), который, решив, что более никому нс нужен в столице, уехал жить в Адзума, то есть на восток страны, но всегда с тоской вспоминал об оставленной столице. У Ерицуна было наоборот: он оказался не нужен на востоке, уехал в старую столипу и там всегда тосковал о родине и деятельной своей молодости.

Вначале это замечание профессора Каго показалось нам чисто риторической украсой, но когда, излагая историю Ерицуна, он, как бы на встречном движении, перешел к рассмотрению его жизни как сюжетообра- зующей темы Ста стихотворений ста поэтов, а сам изборник увидел как некоторое завершение этого старинного жанра японской словесности, стала очевидной неслучайность данного замечания.

Исэ моногатари (или "Повесть об Исэ": одна из ее частей развертывается вокруг жрицы синтоистских храмов в пров. Исэ) относится к главнейшим произведениям японской классической поэзии и прозы. Книга состоит из ста двадцати пяти небольших, но совершенно законченных сюжетно рассказов. В центре каждого рассказа — одна или несколько танка, выражающих его основное настроение. Повествовательная часть рассказа представляет собой короткое или более развернутое пояснение к стихам. Академик Н. И. Конрад писал: "Исэ моногатари — ни в коем случае не "собрание" чего бы то ни было, стихов ли, или эмоций. Исэ моногатари — цельное произведение, в основе которого лежит единая творческая личность автора, единый творческий план, и которое, с точки зрения своей архитектоники, являет не что иное, как технически совершенную разработку этого плана".

Тэйка много раз в течение жизни делал списки Исэ моногатари, он создал манускрипт, легший в основу современных издании. В последний раз он переписывал Исэ незадолго до того, как приступил к составлению Ста стихотворений ста поэтов. Следовательно, Исэ продолжала тогда находиться в поле его размышлений.

Большая часть стихотворений в Исэ моногатари принадлежит Аривара-но Нарихира или поэтам его круга, но были там и другие стихотворения.

В своей книге О старом и новом поэтическом стиле Фудзивара-но Тосинари комментирует одно из таких стихотворений. Речь идет об эпизоде, в котором герой в силу каких-то причин уезжает из столицы в деревенскую глушь, где у него завязываются любовные отношения с одной тамошней дамой. Но вскоре, наскучив этой связью, он перестал ходить к ней. Тогда она сложила такое стихотворение:

"Это стихотворение, — пишет Тосинари, — из двенадцатого свитка Манъесю. В Исэ моногатари описано истинное происшествие. Но что до этой деревенской женщины, ее облика и поведения, автор сознательно описывает се человеком тонкого вкуса и глубоких чувств — на самом деле, для нее даже и немыслимых, — заставляя ее изящно выражаться и складывать стихи. Вероятно, поэтому в обстоятель- ствах, которые по своему духу совпадают с чувствами, высказанными в старом стихотворении, он и заставляет ее сложить это старое стихотворение. То есть, опять-таки, пусть и не зная в действительности этого старого стихотворения, деревенская женщина складывает стихи, в точности совпадающие с ним".

Поразительное высказывание, сделанное в 1197 году! Но, может быть, не менее поразительно то, что профессор Каго понял его как ключ к замыслу изборника, составленного Тэйка — сыном Фудзивара-но Тосинари, который, — и это само собой понятно, — прекрасно знал книгу своего отца. Ведь из этих других стихотворений и состоит изборник, составленный Тэйка-но заказу Уцуномия Ерицуна.

Каго Такафуми с помощью многочисленных, чрезвычайно убедительных примеров доказывает это. Разумеется, нам не дано знать, каким эпизодам из жизни Ерицуна соответствует то или иное стихотворение, да и не это главное. Книга Тэйка — не повествование, и даже не классическая ута моногатари, лирическая повесть типа «Исэ моногатари», то есть рассказы, в центре которых — стихотворение, но логическое ее завершение: лирическая повесть, которой не нужен прозаический контекст; контекст этот — в памяти ее создателя — и ее читателя.

Обозначив для себя жанр своей антологии, Тэйка уже строит ее но законам созданного жанра. Отсюда и ее сложнейшая партитура. Большая часть стихотворений, вошедших в антологию, уже содержалась в прежних изборниках, как составленных самим Тэйка, так и его предшественниками и современниками, однако место первого стихотворения, как мы сказали в начале статьи, было определено сразу. В одной из своих статей Каго Такафуми показывает, что созданию Ста стихотворений ста поэтов предшествовало внимательное чтение только что написанной изгнанником государем Готоба-ин книги танка "Сто стихотворений с далекого острова" (Энто онхякусю). По мнению Каго, многие стихи из сборника Тэйка соотносятся со стихами Готоба-ин как хонкадори и хонка. Хонкадори — важнейшее понятие в японской поэтической традиции, когда один поэт, используя (дори) слово или слова какого-цибудь другого поэта (хонка — "песня, лежащая в основе", здесь нечто объединяющее в себе "черновик" и "образец"), создает свое, развивающее или в конечном случае даже меняющее его тему, настроение или смысл. Подходя к расшифровке замысла книги Тэйка не извне, как добросовестные комментаторы, а изнутри, то есть уясняя себе ee устав и закон, Каго читает понятие хонкадори в его живом движении и, тем самым, предельно обобщает его смысл. Он доказывает, что уже написанные стихи разных поэтов в процессе создания нового изборника могут вступать и вступают между собой в отношения хонкадори и хонка. Так, он обращает наше внимание на одно из стихотворений Готоба-ин как на хонка, вызвавшее в памяти составителя Хякунин иссю то стихотворение, которым он открыл свой изборник:

Все значащие слова в танка Готоба-ин связаны с темой осени, и каждое может стать главным тематическим словом в другом стихотворении, то есть каждое в некоем новом контексте может стать цитатой, сигналом для читающего. Оно как бы проступает в тексте стихотворения более или менее сильно в зависимости от смысла рядом стоящего стихотворения. Это во-первых, а во-вторых, — в зависимости от смысла стихотворений, среди которых оно находилось изначально. Так, в стихотворении Сэй-Сеиагон в контексте изборника Тэйка существенны слова "застава ... затворена". Они связаны со стихами Сугавара-ио Ми-тидзанэ, написанными в изгнании:

Стихотворение Митидзанэ входит в антологию Синкокинсю, одним из составителей которой был будущий изгнанник Готоба-ин. Нет нужды, что реальный Уцуномия Ерицуна мог и не знать этого. Это знает воображаемый герой лирической повести Фудзивара-но Тэйка, книги небывалой в истории японской поэзии.

* * *

Заканчивая предисловие к третьему изданию книги, хочу выразить огромную признательность инициатору ее первого издания Аркадию Эммапуиловичу Мильчину, главному редактору издательства "Книга" в 1968—1985 гг.

В. С. Санович
1990-1994, 1997

Перепечатано с Садов Востока