Виктор
Рафаэльевич Дольник, доктор биологических наук,
профессор, главный научный сотрудник Зоологического
института РАН. Вице-президент Российского
орнитологического общества, почетный член
орнитологических обществ США, Германии, Нидерландов.
Научные интересы связаны с экологией и поведением
животных. В "Природе" опубликовал статью "Существуют
ли биологические механизмы регуляции численности
людей?" (1992. №6 ).
Прогулка по истории с учебником
этологии
Выяснив в предыдущих
частях ("Природа",1993, № 1-2), как влияют на поведение
людей инстинктивные программы, свойственные человеку
как биологическому виду, и как пестро и путанно
преломляются они в нашем сознании, мы вправе
попробовать приложить полученные знания к истории
созданных человечеством государств и к тем теориям,
которыми пытались объяснить возникновение государств.
Взгляд с этологической позиции не может быть
исчерпывающим или полностью верным. Ценность его - в
совершенно ином подходе.
АВТОКРАТИЧЕСКИЕ РЕЖИМЫ
ОПИРАЮТСЯ НА ИНСТИНКТИВНЫЕ ПРОГРАММЫ
Блеск и нищета империй.
У историка и этолога противоположное восприятие
мощных автократических и тоталитарных государств
прошлого и настоящего. Для историка эти
многоступенчатые иерархические образования -
достижения разума, блестящей организации, гениальных
царей и полководцев. Они возвышаются над организацией
прочих племен и народов, как египетские пирамиды над
барханами песка.
Для этолога - это
примитивные самообразующиеся структуры, просто
разросшиеся до гигантских размеров. Их построили не
гении, а "паханы". Самосборка геометрически
совершенных структур бывает и в неживой природе.
Каждый мог наблюдать, как в насыщенном растворе
самособираются красивые кристаллы. Кто не любовался
причудливой формой снежинок, образующихся из паров
воды в воздухе) У воды есть несколько вариантов (программ)
самосборки, и в зависимости от внешних условий
образуются разные снежинки.
В силу инстинктивных
программ люди самособираются в иерархические
пирамиды, это почти так же неизбежно, как образование
кристаллов. Если будет задействован весь ряд
иерархических программ, люди могут образовать
огромную по масштабам, но примитивную по устройству
структуру соподчинения - авторитарную империю. Эта
структура совсем не обязательно самая выгодная для
каждого человека и всех вместе или самое эффективное и
правильное из того, что люди могли бы создать. Это
всего лишь самое простое. С этологической точки зрения,
образовать автократическое государство - это не
подняться на вершину, что требует верно направленных
усилий, а скатиться в воронку, для чего можно либо
вообще усилий не применять, либо применять их неверно,
барахтаться. Взгляд неожиданный, но продуктивный. "Человек
- животное политическое", - написал когда-то
Аристотель, знаток животных и создатель зоологии.
Политическое - это полисное, образующее структуру
иерархически оформленного поселения, как муравей -
животное муравейниковое, озерная чайка - колониальное,
медведь - территориальное, а аист - семейное.
Если подсознание
определяет бытие. Мы познакомились с властью как
прямым проявлением иерархических законов. Но между
людьми есть еще и материальные - отношения. Какими они
были у предков? - Для общественных насекомых сложно
организованное, с разделением труда, производство
пищи и строительство значат все. Ничего подобного у
приматов нет (человек - исключение). Но некоторые
материальные отношения между ними имеются, у этих
отношений есть инстинктивная основа, и она-то, конечно,
сказала свое слово, когда и человек занялся
производством материальных благ.
Старые представления о
долгих сотнях тысяч лет коллективных охот на крупного
зверя, а с ними и споры гуманитариев о том, как делили
предки человека добычу, теперь стали анахронизмом.
Период Больших Охот был кратким счастливым мигом, его
прошло далеко не все человечество, и охотники почти
везде вымерли, а не превратились в земледельцев. Те
более полутора миллионов лет, когда происходила
биологическая эволюция предков разумного человека,
туши животных не добывали, а находили. Как в таком
случае поступают звери и птицы в хорошо изученной
зоологами саванне, довольно ясно: охраняя тушу от
конкурентов, ее быстро разделывают, растаскивают по
кускам и съедают, сколько в кого влезет. Хранить или
таскать с собой недоеденное в саванне будет только
идиот. Там даже прайду (устойчивой группе) львов и
леопарду не всегда удается уберечь добычу от гиен и
гиеновых собак. Спрятать ее почти невозможно: грифам и
сипам сверху видно все.
Слабым, ничего не
видящим ночью людям (ведь в отличие от старых
представлений, мы теперь знаем, что ни костров, ни
собак у них не было) подвергнуться из-за остатков туши
нападению стай гиен или даже одиночного льва, тоже
питающегося чужими объедками, было бы совсем некстати.
Большие запасы пищи
впервые, по-видимому, стали появляться у
растениеводческих популяций после сбора урожая. В
силу мозаичного распределения пригодных для посевов
участков и привязанности к ним в таких группах должна
была ослабевать оборонительная структура. Вот тут-то
их, вместе с их собственностью, и могла подмять под
себя иерархически сплоченная группа ничего не
производящих людей. Она могла выступить в роли
захватчиков, а могла и в роли добровольно-принудительных
защитников от других захватчиков. Она могла быть
местной, говорящей на том же языке, а могла быть и
пришлой.
С каким же набором
врожденных программ люди могли вступить в
экономические взаимоотношения? Да с тем же, что был у
них и их предков всегда.
Шесть способов
присвоить чужое. Почти все виды общественных животных
имеют шесть врожденных программ заполучения чужого
добра.
Первая - это захват и
удержание самого источника благ: богатого кормом
места, плодоносящего растения, стада малоподвижных
животных, трупа, источника воды и т. п. Захваченное
добро удерживается силой: всех, кого можно прогнать,
прогоняют. Вы все могли наблюдать действие этой
программы на кормушке для синиц. После ряда стычек ее
захватывает самый настырный самец и старается никого
больше не подпустить к пище. Синицы - пример всем
знакомый, но очень простой. Есть виды с куда более
изощрёнными приемами удержания источника благ,
особенно когда этим занимаются не в одиночку, а
группой. У человека подобная программа проявляется
еще в раннем детстве. Поскольку, как правило, удержать
за собой источник благ может лишь сильная особь,
постольку для посторонних сам факт обладания им -
признак силы и власти.
Вторая - это отнятие
чужой собственности, силой, пользуясь своим
физическим превосходством (ограбление). Дети начинают
грабить раньше, чем говорить.
Третья - отнятие добра и
благ у стоящих ниже рангом без стычки, "по праву"
доминирования. Отнятие - один из способов утверждения
иерархии (многие виды занимаются этим все время, хотя
бы в символической форме). Так ведут себя и
общественные обезьяны. У них подчиненные особи не
только безропотно отдают все, что заинтересует
доминанта, но и, упреждая его гнев, "каждый сам ему
приносит и спасибо говорит". Сразу даже не поймешь,
дань это или подарок. Много всякого интересного и
грустного возникло на этой основе у людей. Во все
времена начальники вымогали "подарки". Сколько
стел сохранилось с перечислением и изображением
подданных, выстроившихся длинной вереницей с
подношениями тирану. В Москве был даже "Музей
подарков товарищу Сталину". Для нашей же темы важен
другой аспект: передача добра снизу вверх по
иерархической пирамиде для людей "естественна" в
том смысле, что имеет хорошо отлаженную инстинктивную
основу.
Четвертая программа
заполучения чужой собственности - похищение.
Воровство принципиально отличается от грабежа тем,
что его совершает особь, стоящая рангом ниже
обворовываемой. Поэтому воруют животные тайно,
применяя разного рода уловки, стащив - убегают и прячут
или съедают незаметно. Когда у животного запускается
программа воровства, то сразу предупреждает о запрете:
попадешься - побьют. У обезьян из-за их жесткой
структуры воровство процветает вовсю. Человек - тоже
существо вороватое.
Пятая программа -
попрошайничество. На него способны почти все животные.
Вспомните зоопарк: это коллекция попрошаек разных
видов. Очень часто поза попрошайничества имитирует
позу детеныша, выпрашивающего корм. Попрошайничество
кое-что дает: увидев особь, вставшую в эту позу,
некоторые животные делятся пищей или могут
потесниться на кормном месте. Общественные обезьяны -
ужасные попрошайки, это знает всякий. Просят они так
настойчиво и жалко, что не подать им трудно.
Попрошайничество всегда адресовано вверх: обращено
или к тому, кто захватил источник благ, или к более
сильной особи, или к равной по рангу. Естественно, что
попрошайничают в основном обезьяны, находящиеся на
нижних этажах иерархии. Попрошайничество детенышей -
особая статья, так же как попрошайничество самок, если
их подкармливают самцы. У человека попрошайничество
развито сильнее, чем у обезьян: мы все время что-нибудь
просим или вынуждены просить.
Наконец, шестая
программа - обмен. Он развит у обезьян и некоторых
врановых. Меняются животные одного ранга. У обезьян и
ворон обмен всегда обманный: у них есть очень хитрые
программы, как обдурить партнера, подсунуть ему не то,
захватить оба предмета, которыми начали меняться, и т.
п. У человека обмен тоже развит, и подсознательная его
сторона - обязательная выгода ("не обманешь - не
продашь"). Честный взаимовыгодный обмен - позднее
достижение разума, борющегося с мошеннической
инстинктивной программой.
Чье лицо у социализма? В
прошлом веке, когда о жизни обезьян почти ничего не
знали, сообщения о том, что они делятся пищей, привели в
умиление некоторых мыслителей. Еще бы1 Стоит развить
эту милую привычку дальше - и получишь общество
справедливого распределения у предков человека. И в
нашем веке некоторые умоляли зоологов: найдите,
найдите "зачатки", они так нужны для фундамента
Верного Учения) Раз оно их предсказывает - должны быть.
Но все напрасно. Не нашли. Зато выяснили другое.
Иерархи стадных обезьян никогда не делятся с другими
самцами тем, что добыли сами, своим трудом. Они раздают
отнятое у Других, причем то, что оказалось не нужным
самому. При кочевом образе жизни все, что не смог
сожрать и спрятать за щеку, приходится или бросать, или
"распределять". Одаривают "шестерок" и самых
униженных попрошаек, зачастую по нескольку раз вручая
подачку и тут же отбирая. Эта процедура - не забота о
ближнем, а еще один способ дать другим почувствовать
свое иерархическое превосходство.
Этологи проделали с
обезьянами много опытов по выяснению материальных
отношений. Вот один из них. Если обучить содержащихся в
загоне павианов пользоваться запирающимся сундуком,
они сразу соображают, как удобно в нем хранить пожитки.
Теперь, если доминанта снабдить сундуком, он только
копит отнятое добро, ничего не раздавая. Если все
получают по сундуку - доминант все сундуки
концентрирует у себя. Второй опыт: обезьян обучили,
качая определенное время рычаг, зарабатывать жетон, на
который можно в автомате купить то, что выставлено за
стеклом. Общество сразу расслоилось: одни
зарабатывали жетон, другие попрошайничали у автомата,
а доминанты - грабили, причем быстро сообразили, что
отнимать жетоны, которые можно хранить за щекой,
выгоднее, чем купленные тружеником продукты.
Труженики сначала
распались на два типа: одни работали впрок и копили
жетоны, тратя их экономно, а другие как заработают
жетон, так сразу и проедают. Спустя некоторое время
труженики-накопители, которых грабили доминанты,
отчаялись и тоже стали работать ровно на один жетон и
тут же его тратить. Эти и многие другие исследования
показали, что на основе своих инстинктивных программ
приматы коммунизма не строят. Они строят всегда одно и
то же - "реальный социализм".
Прообраз "государства
нового типа". Для историков и мыслителей XIX в.
первыми государствами были рабовладельческие
деспотии Среднего Востока, Теперь же мы знаем, что
деспотиям предшествовали дворцы-государства. Они были
на Среднем Востоке, в Средиземноморье, Индии, Китае, а
также на Американском континенте (что особенно важно,
потому что это независимые цивилизации). На сегодня
это самые ранние государства в истории человечества.
Устройство их поначалу казалось странным: центр всего
- большое сооружение, целый лабиринт каких-то
помещений. Постепенно выяснилось, что это разного рода
склады - "закрома родины". Некоторые из государств
обладали письменностью, плоды которой заполняют часть
помещений дворца - это архивы. Содержание текстов не
оставляет сомнения: это инструкции - что, где, когда
сеять, жать, доить, сколько чего поставить в закрома и
когда, кому, какие строительные и транспортные работы
произвести. А также, кому сколько из запасов выдать на
пропитание, посев, строительство. Исполняли все это
окрестные поселения. Их могли населять местные жители,
у которых отняли право инициативы, полусвободные
крепостные, завоеванные аборигены, добытые войной
государственные рабы - не столь важно. Управляла ими (ради
их же блага, разумеется) централизованная
административная система чиновников, построенная по
иерархическому принципу. На вершине пирамиды стояло,
видимо, несколько человек. По крайней мере, если царь и
был, он был всего лишь военным предводителем.
Формально собственность находилась в руках
государства, чиновники ее только учитывали, собирали,
перераспределяли и... гноили (о последнем
свидетельствуют раскопки складских помещений). Из
четырех действий арифметики им хватало двух: отнять и
разделить. Такая экономическая система складывается
очень легко из тех инстинктов-кубиков, которыми
располагают приматы, и им соответствует, подобно тому,
как структура власти складывается из иерархических
кубиков.
Время смело
государства-закрома. Но когда в нашем веке, при много
более высоком техническом уровне людей заставили
строить свои страны по утопическому, а посему
невыполнимому проекту, они построили, что смогли. .А
смогли они то, о чем предупреждали знающие люди:
неэффективную сверхцентрализованную систему, в
которой лишенные собственности и инициативы "массы"
плохо работают, попрошайничают и воруют, а
возвышающаяся над ними огромная административная
пирамида разворовывает и уничтожает львиную долю того,
что отнимет в свои закрома; систему, до тонкостей
повторяющую государства-дворцы, построенные на заре
истории. Как видите, инстинкты, превращающие столь
привлекательную на бумаге идею социализма в уродца, по-прежнему
живы, никуда они не делись за прошедшие 3-5 тыс. лет. И
никогда никуда не денутся. Поэтому и через тысячу лет,
если кто-либо вновь встанет на этот путь, получится
опять социализм с обезьяньим лицом.
Сейчас полезно понять,
что "реальный социализм", как всякое низкое (простое,
достижимое разрушением) состояние, подобен воронке: в
него очень просто скатиться, но из него очень трудно
выбраться. Поэтому крах коммунистической идеологии в
социалистических странах ничего быстро к изменить не
может. Им суждено еще долго: барахтаться в тисках
социалистической экономики, порождая разные ее
варианты. И никакого значения не имеет, какими "несоциалистическими"
словами будут называть это состояние.
|
Ханаанеи приносят
дары фараону. На изображении вынужденная дань
выдается за дар: в позах подносящих нет намека на
подчинение, они полны достоинства.
|
|
Альтруистическое
поведение. Стадо дельфинов-белобочек поднимает к
поверхности больного, чтобы он вдохнул воздуха.
|
|
Это тоже пример
альтруизма. Одна обезьяна выискивает в голове другой
паразитических насекомых. Такая программа поведения
есть и у человека.
|
Мы знаем лишь один способ противостояния этим
инстинктам. Основу общества должны образовывать не
лишенные собственности, инициативы и влияния на
власть "массы" (они в таком состоянии
автоматически превращаются в нерадивых попрошаек и
воришек), а независимые от государства, производители,
имеющие достаточно чего-то своего (земля, дом, орудия
производства, акции и т. п.) для того, чтобы чувство
собственного достоинства и уверенность - в
собственных силах были точкой отсчета при
бессознательном выборе мозгом подходящих программ
поведения. Кстати, давно замечено, что как раз
находящиеся в таком состоянии люди проявляют в
наибольшей степени желание - помогать слабым из своего
кармана, не требуя ничего взамен.
Поэтому общество
свободного предпринимательства оказалось способным
реализовать во вполне приемлемой для людей форме
больше социалистических идеалов, чем общество "реального
социализма".
Коммунистическая идея
утопична именно потому, что она не соответствует нашим
инстинктивным программам. Такое общество невозможно
для людей даже на короткий срок. Для него нужен ни
много ни мало, как другой человек. Коммунисты
попробовали создать такого человека путем
искусственного отбора, уничтожая десятки миллионов
"недостойных жить при коммунизме", но оказалось,
что подходящего материала для селекции нового
человека среди людей просто нет.
Общественные насекомые
(термиты, осы, пчелы, муравьи) имеют иные инстинктивные
программы и на их основе образуют "коммунистическое
общество", где царят рациональные и справедливые
правила поведения, которые все выполняют честно и
ответственно, а пища распределяется в соответствии с
потребностью каждого. Для них коммунистическая
цивилизация была бы осуществима. Зато появись там
строители социализма или свободного
предпринимательства, они потерпели бы крах, а их идеи
объявили бы утопическими. Ибо муравьи - животные
муравейниковые, а не политические. Аристотель понял,
что поведение человека задано его первобытным,
животным прошлым. Тьма комментаторов билась над
фразой "человек - животное политическое", ища в
ней некий темный, иносказательный смысл и отбрасывая
буквальное прочтение.
Критика нечистого
разума. Аристотель жил в эпоху, когда на Балканах
демократические государства умирали одно за другим,
уступая олигархии, а македонские цари Филипп и сын его
Александр начали создавать автократическую империю с
замахом на мировую. Так что Аристотель хорошо знал, что
автократия и олигархия - не единственные формы
взаимоотношений, на которые способна "общительная
природа человека". Она способна создать и
демократию. О ней мы поговорим несколько позже, а
сейчас взглянем, до чего же додумались за 2,5 тыс. лет те
философы, для которых демократия была случайным и
тупиковым эпизодом античной истории, а главным путем
человечества казалось строго иерархическое
государство. А додумались они (И. Кант и другие
немецкие философы) до "органической теории".
Государство и право,
согласно ей, создается не на основе человеческого
опыта и рассудочной деятельности людей, а как некий
надорганизм, сотворенный богом. Оно имеет
пирамидальную структуру во главе с монархом,
желательно просвещенным и обязательно абсолютным по
власти. В этой теории для этологов примечательно одно:
смутное осознание того, что принципы, по которым
собирается пирамида, и характер действий людей (их
мораль, этика, право) людьми не придуманы, а заданы как
бы изначально. Кем? Кант думал, что богом, а этологи -
что инстинктивными программами, доставшимися нам от
длинного ряда предковых форм, живших в совсем иных
условиях. Дальше этологи и авторы "органической
теории" опять расходятся: первые-то знают, что эти
программы несовершенны, многие из них не хороши для
современного общества, а некоторые просто гнусны, а
философы сочли их идеальными, верхом совершенства. С
нашей с вами точки зрения, следуя этим программам,
построишь нечто мерзкое и кровожадное, а с точки
зрения философов - идеальное государство всеобщего
благополучия.
Дальнейшее развитие
этого направления философской "мысли" очевидно:
для успешного построения такого государства ему нужно
предоставить (или оно должно взять само)
неограниченные полномочия над людьми, стать выше
законов, даже собственных. В XX в. Муссолини и Гитлер
получили возможность проверить на людях теорию
подобного государства, а Ленин, Сталин и их
многочисленные последователи во многих странах
создали тоталитарные государства. Эти гигантские
эксперименты на сотнях миллионов людей показали, что
на основе тотального подчинения общества
иерархическому принципу образуется пожирающее людей
чудовище.
Оно несравненно
безобразнее тех обществ, которыми жили,
руководствуясь теми же инстинктами, но в других
условиях, предки человека. К сожалению, опыт мало что
дает человечеству. Поэтому тоталитарные режимы будут
возникать снова и снова, если с ними не бороться. Ведь
они регенерируют и самособираются.
ДЕМОКРАТИЯ - ПЛОД
РАЗУМА, НО НЕ ТОЛЬКО ЕГО
К счастью для нас,
иерархические программы - не единственные программы
общения, заложенные в нас когда-то естественным
отбором. Есть альтернативные программы, на основе
которых мы можем строить иные отношения.
Объятия и улыбки. Все
обезьяны легко возбудимы, раздражительны, агрессивны,
обидчивы и злопамятны. И при этом очень общительны.
Весьма противоречивое сочетание, не правда ли? Не
удивительно, что у них есть много способов смягчать
конфликты. Среди ритуалов приветствия, улыбок,
похлопывания по спине и наделения пищей особую роль
играют объятия. Наши ближайшие из ныне живущих
родственников - шимпанзе - очень любят обниматься. Они
могут подолгу сидеть, обняв друг друга, и получая от
этого удовольствие и успокоение, Но еще чаще шимпанзе
обнимают один другого, чтобы снять или предотвратить
раздражение и обиду. И вполне успешно. Читатели
знакомы с одним видом этих обезьян, но есть другой вид (или
подвид) - карликовый шимпанзе, много менее известный.
Этот на редкость добродушен и улыбается, как добрый,
счастливый ребенок. Карликовые шимпанзе живут группой
и соблюдают иерархию, но тратят на ее выяснение не
много времени. Зато они подолгу успокаивают и
умиротворяют друг друга улыбками, объятиями, чисткой
шерсти, в том числе и "выискиванием вшей" в голове.
Все эти программы
умиротворяющего поведения (включая и перебирание
волос на голове) есть и у нас, и мы умеем ими
пользоваться. Люди, как и карликовые шимпанзе,
способны поддерживать отношения, в которых
агрессивность сведена до минимума, иерархия не мешает
дружескому общению, а само это общение ободряюще и
приятно. Соответствующие традиции и воспитание
позволяют очень многого добиться. Когда-то американцы
открыли магический эффект одной из доступных человеку
улыбок и начали обучаться ее изображать. Она
воспроизводилась на тысячах плакатов" ею улыбались
самые популярные в стране люди. Таблички "Улыбнись!"
появились на дверях офисов и кассах магазинов. Прошло
время - и Америка научилась и привыкла улыбаться.
Европейцам поначалу американская затея казалась
странной и даже лицемерной. Но увидев результат -
смягчение агрессивности, и они стали учиться
магической улыбке. Секрет ее в том, что когда два
человека одновременно улыбнутся друг другу,
иерархическая программа каждого из них воспринимает
улыбку как мягкую, но уверенную в себе готовность к
отпору, а другая программа - как поощрение. В итоге "где-то
там" принимается подсознательное решение, что в
данном случае можно не бояться и обойтись без
выяснения иерархического ранга, сразу признать
встречного равным себе.
О своем ранге можно не
заботиться. Этологи обнаружили, что у некоторых видов
общественных животных есть особи, уклоняющиеся от
иерархических стычек. И не потому, что боятся. Просто
для них это как бы не представляет интереса. Для многих
людей иерархическая борьба тоже неинтересна. У них
есть иные ценности и иные способы самоутверждения.
Наблюдения за шимпанзе в природной обстановке
позволили обнаружить особей с подобным поведением, в
том числе и мужского пола. Они состоят в группе, не
занимая в ней ни самого высокого, ни самого низкого
положения, и в крайнем случае могут дать отпор
агрессии. Но обычно они в иерархические стычки не
ввязываются, продолжая заниматься своими делами.
Некоторые даже пытаются, и притом успешно, примирять
ссорящихся, обнимая и того и другого. Внутри группы
шимпанзе много значат симпатии, на основе которых
возникают особые дружеские связи, порой довольно
теплые и долговременные. Оказывается, что с нелюбящими
постоянно утверждать свой ранг самцами могут дружить
иерархичные самцы, в том числе и высокого ранга. Значит,
последние оценивают положение своего друга в группе
как достойное.
Помимо дружбы "на
равных" у шимпанзе есть покровительственная дружба,
когда старший и более сильный защищает более молодого
и слабого, а тот при этом не ведет себя заискивающе. У
них есть и другие проявления альтруистического
поведения: наделение пищей, сопереживание чужих
успехов, неудач и страданий, взаимное обучение.
Взрослые сестры сообща заботятся о детенышах, старшие
дочери помогают матери заботиться о младших братьях и
сестрах.
Множественность
программ дает выбор. Антиагрессивные и
альтруистические программы поведения шимпанзе,
несомненно, родственны сходным программам нашего
поведения. Ученые полагают, что такие программы были и
у предков человека. Но у шимпанзе нет того набора
программ жесткой иерархии и боевой организации,
которые есть у нас и павианов. Поэтому группа шимпанзе
не способна к четким и сложным оборонительным
действиям и территориальным войнам. Да они и не нужны
им при их образе жизни и умении лазать по деревьям, от
которых они обычно далеко не уходят. Спят шимпанзе
тоже в безопасности, строя на ночь гнезда на ветвях
дерева.
Двойной набор программ
социального поведения человека дает возможность их
разнообразных комбинаций, в результате чего мы можем
образовывать разные общественные структуры - от
жестких авторитарных банд до почти лишенных иерархии
клубов.
ЧТО ТАКОЕ "ИНСТИНКТ
СВОБОДЫ"?
Об этом "инстинкте"
часто пишут гуманитарии как о чем-то несомненном и
свойственном человеку. Этологу трудно понять, что они
под этим понимают и с какими действительно
существующими у человека инстинктами можно его
связать. Если "свобода" - это возможность делать,
что хочется, ни от кого не зависеть и никому не
подчиняться и иметь все, что хочешь, то такой "свободы"
животное достигает, заняв вершину пирамиды, а человек -
достигнув власти и богатства. Если свобода - это
неучастие в иерархических стычках, то и такая
программа у нас есть, но хотят жить согласно ей
немногие. Ведь она предполагает, что я не только никому
не подчиняюсь, но и никого не подчиняю себе. Дома,
имущества, семьи и детей мне лучше не иметь: во-первых,
это все нужно защищать, а во-вторых, они ограничивают
свободу. Получается свобода индийских гимнопедиев,
древнегреческих киников, недавних хиппи, современных
панков и бичей.
Есть еще состояние "воли"
- делать как раз то, что запрещено естественной моралью
и нормами общества и не делать того, что требуется.
Склонность к этому отчетливо проявляют многие
животные, особенно молодые или оказавшиеся на дне
пирамиды. Она проявляется в форме самообучения у
маленьких детей, в форме протеста - у подростков, в
криминальной форме - у воров, разбойников и т. п.
Скорее всего многие,
говоря об инстинкте свободы, объединяют все три
стремления. В таком виде "свобода" не доступна для
всех и разрушительна для общества. Но если "свободу
жить, как мне хочется" ограничить определенными
правовыми рамками, она хотя бы потенциально
осуществима для большинства людей в достаточно
правовом демократическом государстве, признающем
точкой отсчета для всех законов и решений
определенный перечень прав человека.
Откуда взялась
демократия? Демократическая форма организации самого
маленького общества, в отличие от авторитарной,
невозможна, если члены этого общества не умеют
говорить. Одной мимикой и жестами коллективно не
обсудить сколько-нибудь сложные вопросы и не
выработать их решения. Поэтому ни одну из общественных
организаций животных, даже самую доброжелательную к
каждому члену (дельфины, например), не назовешь
демократией в человеческом понимании.
Если демократия
невозможна без языка, то ясно, что до возникновения
речи она у наших предков не возникала. Кажется, что
бригады загонных охотников - самое подходящее место
для зарождения некоторых начатков демократических
взаимоотношений. Одним из ее преемников была "военная
демократия" плававших на кораблях полуразбойников-полуторговцев.
Древние греки, начинавшие свой путь в этом амплуа,
первыми осуществили ее в своих городах в постоянной
борьбе с тиранией и олигархией, т. е. структурами
иерархическими. Греки нащупали простой механизм; те,
кто лично свободен, имеет дом, собственность и семью,
образуют собрание, принимающее законы в защиту этих
ценностей (а они соответствуют инстинктивным
потребностям человека). Исполнительная власть
образуется из тех же граждан по жребию. Такой способ,
конечно, не дает власть в руки самых компетентных, но
зато он мешает пробраться к власти самым настырным.
Все спорные вопросы на основе законов решает суд, в
котором каждый может обвинять и защищать.
Суд защищен от захвата
его настырными гражданами своей многочисленностью: в
него входят сотни граждан. Наконец, людей, проявивших
склонность к захвату власти или приобретших опасно
большое влияние на граждан, народное собрание
подвергает остракизму - изгнанию по результатам
тайного голосования. Современная демократия
заботится о сохранении возможности заниматься
политикой тем, кто остался в меньшинстве (но только в
рамках законных действий). Греки так к меньшинству не
относились, потому что оно было против самого
демократического строя и стремилось свергнуть его.
Почему демократию
нужно все время отстаивать? Может ли такая система
возникнуть сама собой, на основе инстинктивных
программ? Конечно, нет. Это продукт разума, продуманная
система коллективного воспрепятствия образованию
иерархической пирамидальной структуры с жаждущими
власти особями на вершине. Ее нужно все время
поддерживать политической активностью граждан.
Древним грекам не удавалось удержать полис в
состоянии стабильной демократии. Рано или поздно,
опираясь на поддержку недовольных, власть захватывал
очередной вожак и устанавливал авторитарный порядок -
тиранию. Со смертью тирана его менее решительные
преемники образовывали олигархию - "коллективную"
власть "наилучших", которая постепенно
ослабевала настолько, что удавалось восстановить
демократию.
Аристотель очень точно
описал, этот кругооборот: демократия сменяется
тиранией, та - олигархией, а она - опять демократией.
Возможность "хождения по аристотелеву кругу"
есть и в наше время, но она не столь обязательна, как в
греческих полисах, потому что каждая форма правления
научилась себя защищать.
Демократическое
общество возникло и долгое время существовало в
Древнем Риме, где было прекрасно оформлено юридически.
Римляне нашли более эффективный, чем жребий, метод
занятия руководящих должностей - выборы посредством
избирательной кампании; тот же способ применялся для
заполнения представительных коллегиальных органов.
Римская демократия деградировала из-за непомерного
расширения границ владений этого города-государства.
В условиях подчинения Риму все новых народов
демократическая система вырождалась в
централизованную имперскую, а в империи демократия
неэффективна и поэтому невозможна.
Демократия родится из
уважения "естественных прав". Исчезнув с лица
Земли на сотни лет, демократия медленно, шаг за шагом,
начала нарождаться в Англии, а потом и в других странах.
С одной стороны, она использовала достижения римского
права, создававшегося почти тысячу лет - от Законов 12
таблиц (450 г до н. э.) до Кодекса Юстиниана (525 г. н. э.). А с
другой - опиралась на теорию о "договорном
государстве" Т. Гоббса и Дж. Локка. Согласно этой
теории, человек изначально (в "естественном
состоянии") чувствует за собой право на свободу и
собственность и хочет, чтобы они были защищены от
посягательств, а с другой стороны, склонен посягать на
свободу и собственность другие.
С точки зрения
современных знаний этологии это верно. И те и другие
врожденные программы сидят в человеке, но согласно
договорной теории, в результате возникает борьба всех
против всех, анархия и хаос. Этолог согласен только с
первой частью фразы (о борьбе). Возникает же в
результате борьбы не "первобытный хаос", а
иерархическая структура, которая может
преобразоваться в государство автократического типа.
"Договорная теория"
рассматривает другой путь: люди во взаимных интересах
договариваются об ограничении своих прав таким
образом, чтобы право на свободу и собственность было
обеспечено всем. При выработке законов и решении
спорных вопросов они опираются на некие нравственные
постулаты, которые есть в каждом человеке. Созданное
таким образом государство - продукт борьбы разума
против "естественного состояния". Здесь этологу
нравится прежде всего понимание того, что
нравственность есть в человеке изначально. Этологи
называют ее врожденной моралью, врожденными запретами.
Государство, построенное ради защиты прав человека и
основанное на законах, стоящих выше государства и
любого человека, это демократическое государство.
Живя в таком государстве, человек может воспитываться
не в духе борьбы за или против чего-то, а в духе
добродетели, о важности чего говорил еще Аристотель.
Итак, демократия -
продукт борьбы разума с теми животными инстинктами
людей, которые толкают их самособираться в жесткие
авторитарные иерархические системы. Демократия
использует и позволяет большинству людей реализовать
другие инстинктивные программы, тоже заложенные в
человеке - желание быть свободным, потребность иметь
собственность (включая землю, дом, семью), запрет
убивать, грабить, отнимать, воровать, притеснять
слабых. Демократия использует неизбежную для человека
пирамидальную схему организации и соподчинения, но
путем избирательной системы, разделения
законодательной, исполнительной и судебной властей и
независимостью средств информации. Это лишает
иерархическую структуру ее антигуманной сущности и
заставляет ее в значительной степени работать на
благо всех людей, а не только тех, кто находится на
вершине пирамиды. Как сказал когда-то У. Черчиль,
демократия не есть идеальная форма правления, но она
самая лучшая из всех форм, найденных человеком.
В отличие от
Единственно Верных Учений, этология никогда не
претендовала на исчерпывающее объяснение поведения
животных, не говоря уж о человеке. О последнем она
может сказать неизмеримо меньше любой гуманитарной
науки. Просто этологи чувствовали, что, обладая
особыми знаниями в своей области, они могут иногда
подсказать гуманитариям, где еще можно поискать
ответы на некоторые трудноразрешимые вопросы. Иногда
подсказка оказывалась уместной. Например, разгадка
Эдипова комплекса, начатая психоаналитиками, а потом
зашедшая в тупик, вышла из него благодаря привлечению
этологической информации. Набросанная во второй и
третьей частях этого эссе мозаика фактов, могущих
иметь отношение к социальному поведению человека,
вовсе не претендует на обязательность; у нее простая
цель - напомнить, что когда мы пытаемся понять человека,
никогда не следует забывать о его биологии. А еще лучше
ее знать.
В частности, помнить
хотя бы следующее.
Человек, как и все
животные, имеет множество врожденных программ
поведения (мы родимся с некоторыми знаниями об
окружающем мире и правилами поведения в нем), и в
нужный момент они срабатывают.
Эти программы
создавались в далекие времена и в совсем иной среде,
мало похожей на ту, в которой мы теперь живем. Поэтому
реализуемое ими поведение не всегда адекватно
обстановке, рационально и даже желательно. (Не все что
естественно - хорошо.)
В силу изначальной
запрограммированности, люди не абсолютно свободны в
своем поведении, один сценарий его они осуществляют
легко, другой - с трудностями, а некоторые сценарии
могут быть вообще невыполнимы. (Не все придуманные
разумом планы для нас осуществимы.)
Для большинства
ситуаций мы имеем достаточный набор альтернативных
программ, на основе которых можно построить несколько
вариантов поведения. (Все мы изначально "знаем",
как воровать, и знаем, что это плохо; будем ли мы ворами
или честными, зависит от нас, а не от нашей природы.)
Наш мозг так устроен,
что его отвечающая за сознание часть не только не
может ознакомиться с содержанием врожденных программ,
но даже не знает об их существовании. Поэтому когда
программа начинает реализовываться, сознание ее
обслуживает, не замечая этого. Оно ищет и находит какие-то
свои объяснения поведения и его мотивов, совсем не
обязательно верные. (Нельзя доверяться собственной
рефлекции, т. е. самоанализу на основе субъективных
ощущений и идей, и менталитету - бытующему
представлению о происходящем, потому что они дают
иногда путаную, тенденциозную и алогичную картину.)
Ну, а главная задача
этого эссе - доставить читателю удовольствие от
знакомства с этологией на примере не самого
изученного, но зато самого интересного для нас вида -
нас самих.
ВАЖНЕЙШИЕ РАБОТЫ ПО
ЭТОЛОГИИ
Лоренц К. КОЛЬЦО ЦАРЯ
СОЛОМОНА. М.: Мир, 1970.
Лоренц К. ЧЕЛОВЕК НАХОДИТ ДРУГА. М.: Мир, 1971.
Тинберген Н. ПОВЕДЕНИЕ ЖИВОТНЫХ. М.: Мир, 1969.
Тинберген Н. ОСЫ, ПТИЦЫ, ЛЮДИ. М.; Мир, 1970.
Lorenz K. DAS SOGENANNTE BOSE; ZUR NATUR GESCHICHTE DER AGGRESSION, Wien, 1963.
Lorenz K. UBER TIERISCHES UND MENSCHLICHES VERHALTEN. Ges. Abh. Bd. 1, 2. Munchen, 1966.
Lorenz K. BEHIND THE MIRROR. 1977.
Tinbergen N. THE STUDY OF INSTINCT. Oxford, 1951.
Перепечатано со
страниц VIVOS VOCO